Ночь – не ночь, а тень не тень.
Свет – не свет, а день не день.
Все смешалось без порядка,
Что ни миг – ещё загадка…

Кто ты, бредущий под дождем? Куда ведет тебя дорога?
Твой серый плащ давно промок, и тихо ноют стоптанные ноги…
Далёкий путь из здесь в туда, заросшие полынью лиги.
И прихотливо свитая тропа сквозь козодоя крики…

Этот народ давным-давно осел на бескрайней равнине заросшей разнотравьем. Здесь были удобные выпасы для скота и множество мелких речушек, в которых не переводилась рыба. Небольшие островки леса дарили укрывища для многих мелких зверей.
Райское место для пахаря – земледельца, для садовника, ремесленника и просто тихого человека, который хочет жить на своей земле, растить деток да поглядывать на внуков.
Таким и жило одно из племен народа равнины, поля давали хороший урожай, ремёсла спорились в умелых руках сельских мастеров, и племя становилось богатым. Постепенно у них стали водиться товары не только для своих нужд и надобности соплеменникам, но и на продажу. Так появились купцы и дорога.
Дорога тянула свою серую спину с востока на запад, и сельские старики говорили в своих сказках внукам, что она однажды решила поспорить с солнцем, кто быстрее?
Обычно сказка рассказывалась так: давным-давно…

Давным-давно, когда всё было моложе, а Дорога только появилась и была совсем короткой, а наше село маленьким, Дорога очень завидовала Солнцу. Ведь оно за день проходит много больше, чем самый быстрый путник и видит множество разных земель и людей. Дорога тоже хотела увидеть новые земли и народы. Она считала себя очень быстрой ведь путник, и пеший, и конный проходят по ней намного больше чем по полю.
И тогда она решила поспорить с Солнцем, что доберется до моря быстрее, чем оно. Дорога добралась до Восточных гор, за которыми Солнце отдыхает после дневной прогулки, и ранним утром, когда Солнце только-только вскарабкивается на небосклон, Дорога окликнула его, и Солнце наклонилось к ней.
Жар Солнца больно опалил Дорогу, она стала серой и пыльной, но она решила ни за что не отступать от своего решения и сказала так: "- Ты бродишь высоко в небе, а оно все ровное, тебе ни за что не перегнать меня по земле! Давай бежать наперегонки! А чтобы ты не отклонилось от своего извечного маршрута, то мы побежим к морю. Если ты не боишься мне проиграть, то спускайся, и побежим!"
Солнце тогда тоже было молодым, и оно попалось на маленькую хитрость Дороги. Оно спустилось на землю, и земля заколыхалась от боли – Солнечный жар опалил и её. Хитрая дорога сказала Солнцу, чтобы оно спустилось в одну из расщелин в горах – там, де оно сразу освоится с бегом по земле и дальше ему будет легче.
Как только Солнце оказалось на земле, дорога спросила, готово ли оно бежать, но Солнце сказало, что нет, и просило немного подождать, чтобы оно освоилось. Дорога дала ему лишь несколько мгновений освоиться, а потом крикнула – "Побежали!" и рванулась к морю. Солнцу было тяжело бежать среди камней и поначалу оно отстало от Дороги, но потом, когда они выбежали на равнину, ему стало намного проще бежать и оно быстро обогнало Дорогу.
За Солнце тянулась полоса обожженной земли, и она все сильнее тряслась от боли. А Дорога бежала по его следам, так было удобнее, да и невозможно было потерять его впереди, Дорога просто боялась что Солнце, убежав достаточно далеко, прыгнет на небо и тогда точно перегонит её.
Так они и бежали весь день к морю. А люди испуганные тем, что на небе нет солнца, по земле стелется дым, а сама она трясется как в лихорадке, попрятались в холмах и все время жгли костры, чтобы помочь солнцу вернуться на небо.
К вечеру Солнце как раз прибежало на берег и село подождать дорогу. А Дорога уже давно выдохлась и едва-едва могла плестись, но через некоторое время и она добралась до берега. А там солнечный жар уже расплавил песок и камни, и теперь там плескалось огненное озеро. К стати Торговцы говорят что оно и поныне там.
Солнце ничего не сказало дороге, только улыбнулось, глядя, как она измучилась, и нырнуло в море, чтобы по воде добраться до Восточных гор и там, у себя дома, спокойно уснуть.
Земля, опаленная Солнцем, решила отомстить Дороге, виноватой в её ожогах и она сделала так, что Дорога растянулась по своим следам – от Восточных гор до моря, и навсегда прилипла к земле. Теперь Дорога могла расти только в длину и немного в ширину, а Солнце по-прежнему бродило по небу и больше уже никогда не опускалось на землю.

Был серый, дождливый, осенний вечер, когда в село забрёл путник в сильно поношенной одежде, с которой вода текла просто ручьем. Он зашел в трактир, подошел к стойке и сказал хозяину, что у него нет денег - заплатить за ночлег и еду, но он может отработать, а ещё он сказитель и если хозяин не против, то он с удовольствием порассказывает публике разные истории.
Хозяин был человеком не злым, и он разрешил пришедшему поработать своим умением. Он кликнул подавальщицу и сказал ей чтобы она налила путнику супа и пива.
Когда путник поел, он подозвал к себе пару ребятишек, усадил их рядом и начал рассказывать сказку. У него оказался хороший голос, да и мастерство рассказчика тоже было, так что постепенно люди в зале стали прислушиваться, а потом весь зал замер в тишине и только голос рассказчика ткал полотно сказания.
Сказочник понравился людям, и его попросили остаться ещё хоть на день, а потом ещё, и ещё… так он прожил в селе три месяца. А потом он ушёл, и с ним ушла душа одной молоденькой девушки, эта девушка больше всех слушала его сказки – уж очень они ей понравились. Так понравились, что её душа не смогла перенести расставания и отправилась вслед за ним.
И вновь унылые дни на дороге, пыль или грязь под ногами, встречи с путниками, обозами и разбойниками – то из чего и состоит жизнь любого бродяги. Но бедная девушка не могла жить таким образом, она была создана для жизни на своей земле. Постепенно она стала грустнеть, а потом хворать и хизнуть.
Тогда путник оставил её в одном из селений через которое они проходили. А через несколько лет она умерла, не выдержав разлуки с его сказками. Путник оставив девушку пошёл дальше – для него не было другой жизни и через какое-то время за ним снова ушла девушка, а потом осталась в каком-то случайном поселке, и так продолжалось много раз пока он не состарился и… возможно пока не вернулся туда откуда пришёл…
В то селение о котором я рассказываю приходили ещё путники. Одни были торговцами, другие просто случайные прохожие, а третьи… третьих объединяло одно – все они были сказочники, у них были черные волосы и глаза, смуглая кожа и от всех них пахло нелюдью.
Они рассказывали свои сказки и их просили остаться и ещё порассказывать, путники оставались и ткали плотна грез и сказок, а потом, когда их бродяжья кровь вскипала и они уходили, с ними уходил кто-нибудь из селения.
Сначала их стали опасаться, потом бояться, а потом и ненавидеть. С тех пор они почти не заходили в это село и постепенно сами стали персонажами сказок сельчан, но потом они вернулись и все повторилось и так продолжается и по сей день.
Мы приходим чтобы уйти!

Добавлено (25.01.2008, 11:11)
---------------------------------------------
вот еще сказка - ей примерно год.

Закат догорел и погас. Солнце крылось за горизонтом и не может обжечь глаза, наступает время ночи. Темнота окутывает землю покровом ночи и те, кто живёт в темноте, вступают в свои права.
Кошки забираются на крыши, охотятся на мышей, нетопыри гоняют мошкару, тени танцуют в отблесках фонаря, и наружу выходят те, кого принято называть Детьми Ночи.
Эти гибкие чёрные тела, эти изломанные движения, это беззвучное дыхание, обжигающее обнажённую кожу. Скользить, струиться, бежать, догоняя испуганную жертву. Наконец, когда она почти обессилев, остановится, на секунду коснуться губами её шеи и тихо раствориться в объятиях ночи.
Можно подняться на крышу, лечь навзничь и смотреть на холодные глаза звёзд. Можно затаиться в кустах и ждать следующую жертву. А можно уйти под шатёр ветвей Майского дерева и встретиться с такими же, как ты сам. С теми, кто не любит день, чьи глаза страдают от яркого света. Те, чью кожу обжигают лучи дневного светила.
Вас не очень много, но вы есть в каждом городе, в каждом жилище людей. Вы отличаетесь чем-то неуловимым от окружающих вас. Отличаетесь тем, что любите ночь. Ночь привычнее для вас, чем день, вы живёте Ночью. Вы предпочитаете засыпать, когда ваше тело почует первые признаки рассвета. Вы спите до того момента, когда солнце не начнёт свой путь за горизонт.
Тогда вы просыпаетесь, лениво потягиваетесь, выворачивая суставы, напрягая каждую мышцу, потом снова сворачиваетесь в комок и лежите без движения, быстрыми взблесками глаз глядя вокруг. Наконец когда полностью проснётесь вы встаёте, вытягиваетесь, расправляя всё тело, каждую мышцу, каждую косточку. Встряхиваете гривой волос, затем умываетесь, завтракаете, одеваетесь… пока что вы ещё вялы, ваши движения скованы светом дня, но солнце всё больше и больше клонится к закату, а вы всё больше и больше пробуждаетесь.
Наконец солнце касается горизонта, в вашем теле просыпается жизнь, вы хотите двигаться, хотите бежать, охотиться, танцевать. В вас кипит жизнь с приходом темноты, для вас это так приятно ловить каждое мгновение ночи – когда все засыпают, когда люди наоборот стремятся забиться в свои тёплые постели и уснуть там. Вы этого не любите и почти не понимаете, вам привычна ночь, когда небо черно, блестят холодные ледышки звёзд, а луна бросает неверный, голубоватый, дрожащий свет на землю.
Вы привыкли к этому. Вам это удобно, ваши глаза прекрасно различают неверное дрожание теней, отблеск влаги и почти не видят цвет. В привычном для вас мире цвета почти не существует, есть только черное, белое, серое и голубое. Из этих четырех цветов слагается окружающий вас мир – тот мир, к которому вы привыкли. Мир, в котором вы живёте, в нем нет каких-то четких граней, твёрдых правил, есть только одно правило – правило для ночных жителей. Вы должны жить, вы должны двигаться, вы страшно любите пугать. Вы творите свою, чуждую, ночную красоту.
Вы очень не любите день. День для вас разрушителен, разрушителен солнечным ядом, который проникает в вас, который сковывает тело, иссушает кости, обжигает своим раскалённым дыханием кожу.
Вам куда более привычен полумрак. И темнота ночи, вы живёте только для неё, для тёмных-тёмных ночей. Когда на небе всходит луна, которая окутывает вас своим дрожащим, мерцающим светом. Тогда ваша кожа расслабляется, она впитывает в себя каждой порой эту ночь, этот лунный свет. Вы слышите запахи, которые неслышны днём, вы чувствуете влагу тумана на лице.
Запах. Вы настороженно замираете, вслушиваясь в каждый звук, пытаетесь определить этот неверный аромат, вот вы наконец его учуяли: он сладкий и немножко горчит пережженным сахаром, в нем есть нотка полыни, которая вам напоминает о ваших. Это запах страха, запах дневных жителей, которых ночь застала вне их дома, а значит это запах добычи, это запах тех, кого можно догнать, можно испугать своим видом, но вы им почти не показываетесь – так намного страшнее. Вы скользите чёрной тенью на самой границе зрения. Когда вы охотитесь, вы почти не издаёте звуков.
Наконец этот сладкий момент завершения погони, жертва загнана в угол, стоит напряженно всматриваясь в темноту расширенными от страха глазами, пытаясь определить когда и откуда.
Миг и жертва тихо всхлипывает от только что пережитого ужаса от чуть влажно прикосновения холодных губ к жилке на шее, все её чувства говорят о том, что всё спокойно. Ночь снова стала привычной темнотой, исчезла давящая тишина и это пронизывающее ощущение чужого взгляда на затылке.
Сегодняшняя охота была удачна и хороша, испытывая приятную негу от славной охоты прячетесь в своих укрывищах от света дня и тем засыпаете. До следующей ночи…

Слабый треск огня в камине, полутёмная комната – кабинет. Возле камина стоит кресло. Сидящий в кресла старик протянул руки к огню, руки в старческих пятнах и морщинах. Дыхания не слышно, никаких звуков нет, только треск камина дополняет тишину. Старик не двигается, он долго смотрит в огонь и молчит. Раздаётся чуть слышный шорох открываемой двери, старик поворачивается в кресле, глядя на вошедшего.
Это девочка лет шести – восьми. Ребёнок закутался в большой мохнатый плед, из под которого торчат босые ноги и курчавая головка. Девочка подходит к креслу садится на расстеленную на полу шкуру и тоже замирает глядя в огонь.
- Не спится? – Голос у старика негромкий и густой, он заполняет собой комнату и смешивается с треском камина.
- Ага. Деда, расскажи сказку. – Девочка смотрит на старика и становится видно, что у неё яркие-яркие зелёные глазищи. Скорее всего, когда подрастёт, она будёт очень красивой девушкой, но сейчас это маленький костлявый птенец.
- Сказку… - Старик ненадолго смолкает в задумчивости, его глаза обращаются внутрь себя, он усмехается углом рта, что-то вспоминая.
- Сказку… Сказка будет грустной и долгой, но после ты должна пойти спать – уже поздно.

Это было давно, а может и недавно – неважно… Может, это было в нашем краю, а может и за морем.… Родился однажды мальчик, самый обыкновенный мальчик, в самой обыкновенной семье. Он рос, как растут все мальчишки – лазал по заборам и деревьям, играл в войну и драл девчонок за косички.
Когда он начал превращаться в юношу, у него почти не было друзей среди ребят его возраста, а девушки не обращали на него внимания. Он уехал из родного селения в большой город, в котором он нашёл друзей, а со временем и девушку, которую полюбил…
Молодые люди полюбили друг друга первой любовью юности. Девушка говорила, что когда её любимый спит, он похож на ангела, а юноша видел окружающий мир отражённым в глазах любимой… Они постепенно становились похожими друг на друга - не внешне, нет, чем-то внутренним.
Шло время, в их жизни случалось разное, и плохое, и хорошее – они постепенно становились старше. Наконец пришло время испытать и расставание.
—
Старик замолчал, погладив ребёнка по голове, встал, взял с письменного стола чашку сделал несколько глотков и вернулся в кресло.
―
Юноша какое-то время был очень печален, но потом он привык к жизни без той, которую любил больше всех и которую потерял. Боль никуда не ушла, просто он научился прятать её от других. И только по ночам, когда долго не мог заснуть от одолевающих мыслей он выходил на улицу, смотрел в небо и спрашивал у мерцающих звёзд: « - За что?»
Жизнь не стоит на месте, весну сменяет лето, одно лицо превратится в другое. Для нашего юноши тоже шло время, он знакомился с новыми людьми, у него появлялись новые девушки, с некоторыми он жил, некоторых любил, но так и не смог стать счастлив. Каждый раз девушки уходили от него, говоря, что он им не более чем друг. Поначалу это было очень больно, потом только царапало, а потом стало и вовсе безразлично…
Чтобы спрятаться от той, первой боли он стал уходить в Тень. И если раньше он таким образом сокращал дорогу, то теперь он стал в них жить, а в его теле стали обитать совсем другие души. Потеряв самое важное в своей жизни, он не захотел более быть собой и обитать в родном мире.
Тени дали ему такую возможность, его дух отправился бродить по сумеречным равнинам, он видел, как в голубой пыли под светом луны возникают города. Как чёрные деревья руками-ветвями ловят серебряную луну, как ночные кошки танцуют под старыми, погасшими фонарями.
Постепенно он становился всё холоднее, он забывал, что чувствуют люди, он забывал людей. Ему стали послушны холодные заоблачные ветра и серые, вечерние сумерки.
В его теле стали обитать те, кто обитал там, где он бродил, большущая чёрная кошка, серебряноволосая девушка, грустный бродячий музыкант, старый ювелир и многие, многие другие. Они жили в нём, сменяя друг друга, приходя когда им вздумается. И уходя, когда захотят…
Сначала он ещё мог возвращаться в своё тело, но он не любил людей, многие из них были ему неприятны, некоторые противны. Он всё больше и больше времени проводил в сумерках теней, и постепенно потерял возможность вернуться.
Только однажды его вернули, но не смогли удержать, и он ушёл в этот раз навсегда…
―
Старик замолчал глядя в огонь, его рука гладила девочку по головке. Наконец, он словно очнувшись от сна, похлопал её по плечу и сказал: - Ну, всё - теперь спать.

Я знаю сны - это легкие птицы, а дома – это дети камней…
Там где на границе зрения окружающий мир расплывается и теряет четкость очертаний, там, где Тени водят странные хороводы с солнечными котятами, порой творятся странные дела. Любая вещь может внезапно сменить свое предназначение и обрести свой и только свой разум, а может произойти маленькое, домашнее чудо, или открыться, на один миг проход в куда-то не сюда. Разное случается в том месте, где мир зыбок и тонок.

Негромко гудит системный блок компьютера, за окнами привычный городской шум, в квартире никого нет, а я чую запах осени и пишу. Черные и красные буквы на белых клавишах, черные слова на белом листе экрана. Черное на белом – пепел на снегу…
Скажи мне Тень, отчего мне так горько? Что за боль поселилась в моей груди?
Это несбывшееся терзает тебя, это память зовет в прошлое… зачем, зачем глупый хозяин, ты посмотрел назад, когда прогонял Прошлое? Зачем ты позволил себе с грустной улыбкой вспоминать то, что случилось не с тобой? Теперь поздно… прошлое не вернешь, но и от того прошлого, что пришло за тобой тебе уже не деться… Ни в квартирах подруг, ни на Дороге, ни в темной норе ты не спрячешься от того, что помнит тебя…
О, зачем, зачем глупый хозяин вспомнил… теперь поздно… теперь или ты сделаешь то, что делано не тобой, или твои воспоминания съедят тебя, и ты истаешь как первый снег, как восковая свеча…

Привычные для тебя улицы ночного города, ты уже не раз бывал в нем, уже не первый вечер кружишь по его улицам, ища то, чего нет. Ты чуешь – где-то рядом есть проход. Куда? А не важно… дорога он сама выведет туда, куда нужно… просто доверься ей и иди.
Ищи странник свою тропу, и ты найдешь ее тогда, когда перестанешь искать. Когда ты вышел на Дорогу ты уже не помнишь, тебе кажется, что ты всегда шел по ней, шел туда, куда тебя вела Дорога.
Иди.
Серый бархат ночи, серая пыль под ногами, серая одежда, что еще надо? Мягко ступать по тропке, оставляя полустертые отпечатки следов. Неожиданно сворачивать в проулки и теряться в сумраке между домов… кусты, гаражи, фу – помойка. Аккуратно обогнем ее и тихонечко пойдем дальше, разворачивая петли поиска.
Вот оно! Снова это ощущение – что-то мерцает на самой границе восприятия, слегка тянет где-то в груди, чуть покалывает кончики пальцев. Проход где-то рядом. Замереть на месте, полностью расслабить тело, почувствовать живость окружающего тебя мира, услышать его пульс, почувствовать незримые течения в нем. Вот, вот оно – здесь сила немного закручивается и … исчезает куда-то в никуда. Проход.
Не теряя сосредоточенности встать в завихрения силы и раствориться в нем. Протянуть свои чувства вместе с ним, туда, куда он исчезает… хорошо, теперь развернуть свои чувства во вне, и можно постепенно выходить из транса, сначала почувствовать свое тело, потом прислушаться к его ощущениям и теперь можно открывать глаза и поздравлять себя с удачным переходом.

-- Охо-хо-хо-хонюшки-и-и-и… дела наши тяжкие… э-эх, вот будь лет на полста моложе…
-- Что скрипишь, Пузанычь?
-- Да ноги крутит… дождь, видать, утром зарядит… обложной…
-- И-и! Пузанычь, ведь осень на дворе, чай!
-- Вот и я о том. Осень, дожди, сырость, а ноги-то старые, рассохшиеся, сырости не любят, вот и крутит их.
-- Эт’ да, эт’ точно, а у меня вот хвост ноет, а сменишь обличье, так поясницу хватает… э-эх, старость – нерадость… да…

Унылая, полутёмная комната, на окне старые, поблёкшие от возраста и пыли занавески, за окном хмарный осенний вечер. Напротив окна стоит старый, позапрошлого века ещё, резной комод. На нём, вольготно развалившись на вышитом соше, дремлет дымчато-серый котище.
Кот тоже стар – как и вся эта комната – кончики ушей и хвоста отморожены, на лбу шерсти почти нет – сплошные шрамы.
Между котом и комодом идёт неспешный старческий разговор. Обсуждают они, как водится у стариков свои изрядно надоевшие болячки, былую молодость и молодых хозяев.

-- А представляешь, Тихон, что тут молодой хозяин давеча сказанул?
Кот издаёт вопросительное мурчание.
-- Заходит он давеча утром в комнату, покрутился туда сюда, похлопал дверцами гардероба, посмотрел на меня, пошатал. А я ведь сам знаешь, не люблю такого, вот и скрипнул недовольно, так тот поморщился, да и говорит: «А может всё-таки выкинуть тебя на свалку?»
-- Да, не уважает нонче молодёжь стариков, вот прежний-то хозяин и сливочек мне завсегда в воскресенье наливал, да не абы где, а в тёмный угол блюдечко ставил. А этот? Тьфу!
Кот презрительно фыркает и дёргает хвостом.
-- Так это ещё не всё! – Комод тихонько поскрипывает, распаляясь, ему явно нетерпится поделиться последними новостями, – тут как раз хозяйка зашла, услыхала слова хозяина и говорит: «Лучше не надо на свалку, ему же лет стопятьдесят! Это ведь антиквариат! Продать выгоднее будет!»
-- Это что ж, Пузанычь, тебя продать хотят?
-- Да не, Тихон, погоди. Дай всё расскажу. У меня новость пострашнее есть!
-- Да? Ну не тяни, рассказывай.
-- Ну ладно. Дальше я похуже слышал, они в другую комнату ушли. А говорили они о том, что продать наш дом хотят! Послезавтрева новый хозяин приедет, смотреть будет!
-- Ох ты ж горюшко-то, от супостата! Да как они до бесстыдства-то такого додумались! Да как же можно-то дом родной, прадедом ещё строенный продавать-то? Ай-яй-яй!!!

Кот соскочил с комода и причитая метнулся в угол, под окно -- там была мышиная щель в подпол.
Из подпола ещё некоторое время доносились его причитания, а потом всё стихло. Где-то до полуночи по дому то тут, то там раздавались поскрипывания, постукивания, какие-то шорохи, а потом всё смолкло.
Старая мебель, рассохшийся пол. Мелкая домашняя нечисть обсуждала взволновавшую всех новость, попереживала и утихла. Замерла в сонном оцепенении старости, ожидая нового потрясения.

***
Около полудня дом наполнился голосами и звуками шагов. Притихшая мебель прислушивалась и присматривалась к ходившим.
Ходили по дому трое: молодые хозяин с хозяйкой и молодой, в добротной одежде, говорившей о достатке, человек.
Они обошли все комнаты, осмотрели мебель, кухню, остатки старой утвари, и наконец, вернулись в большую залу, занимавшую четверть первого этажа.

-- Значит за это вы хотите два миллиона? – Голос говорившего был спокоен и деловит.
-- Да. Дом, конечно, старый, но крепкий ещё лет сто простоит. Ремонт, конечно, не помешает – здесь давно не жили, но торопиться с ним никчему – ничего не разваливается, умели раньше строить. Да и участок немаленький, хоть и запущенный.
-- Ладно; хорошо. Я согласен. Идёмте к нотариусу – оформим сделку.
Люди ушли, и дом до вечера простоял в тишине. Потом с наступлением сумерек он снова наполнился шорохами, скрипами и едва слышными разговорами.
В комнате на первом этаже, где стоял комод, а на окнах уцелели занавески, снова возник Тихон.
-- Да, Пузанычь, прав ты был, ой прав! Продли нас! От ить молодёжь-то пошла! Всё б им деньгу, да побольше, побольше… А на добро, что им предками оставлено плевать с высокой колокольни!
Ты помяни моё слово! Добром энто не кончится! – не на шутку разошедшийся домовой Тихон в обличье кота метался по комнате и исступлённо ругался.
Комод пытался его успокоить, но вяло и как-то неохотно, было видно что он полностью согласен с домовым.
-- Так ведь хорошо было! Тихо, спокойно… Да, конечно, нет мне жизни без хозяев, да и дому тоже, а всё лучше чем продавать его какому-то чужаку! Своё ведь, родное, дедами-прадедами нажитое спроворенное…
-- Тише, Тихон, ладно тебе, глядишь, авось поможет, кривая вывезет. Может и нормальный хозяин окажется, с пониманием…
-- Ага, какже держи карман шире! Совсем он зелёный и глупый! Зашёл как к себе домой, печи не поклонился. Меня, вон, на лестнице пнул, и ить не со зла, а вообще не увидел…
-- Так и прежний-то тебя тоже не видел, не привечал…
-- Ну и что? Он ж хучь не чужак был! Я ж ить его крохой совсем помню! И дался ему энтот город! Что ему здесь плохо, что ли было?
-- Ну, Тихон, ну успокойся. Ну молодой, ну глупый, а ить хозяин. А коль так то и продать могёт…
-- Да знаю я… тяжко мне, беду чую, огнь мерещится…
-- Охо-хо-хох! А вот это совсем плохо. Хорошо б он зеркало не потревожил…
-- Эт’ да, зеркало эт’ совсем беда… хорошо хоть хозяйка старая его на чердак в сундук снесла, да тряпьём завалила. Оно и не слышало там ничего и спало спокойно…
Постепенно успокаиваясь домовой ещё чуток попереживал, побродил по дому и завалился спать под много лет нетопленную печку.

***

Ещё неделя прошла в пересудах и перетолках. Где-то в её середине мебель разделилась на два лагеря. В одном была молодая мебель, почти не помнившая старого хозяина сын, которого продал дом, она просто радовалась тому что в доме будут люди, которым она будет служить. А в другом была старая мебель, помнившая не одно поколение семьи, которая и построила этот дом, старая мебель считала, что молодой, да и к тому же чужой хозяин – не к добру.
Ясным сентябрьским утром за воротами раздался звук подъехавшей машины, хлопнула дверь, проскрипели ворота. Машина, взрыкнув мотором, въехала во двор. Весь дом затих в осторожном, недоверчивом ожидании.
Тихон через подпол выбрался во двор. Перед домом стоял грузовик, новый хозяин курил неподалёку, а водитель откинул борта и поднимал тент. В грузовике были вещи, посуда, мебель, книги и техника.
Тем же путём – через подпол – домовой вернулся в дом и спрятался под печкой. Люди те временем заносили в дом вещи, расставляли мебель и технику.
Разгрузив машину, они уехали, а дом снова замолчал до вечера.
С наступлением сумерек в доме снова зазвучали скрипы и шорохи – вещи знакомились между собой, старые расспрашивали новых о молодом хозяине. Как стало совсем темно в кухне собралась вся домашняя нечисть с участка. Пришли даже банный дед и огородный.
Между нечистью и мебелью потянулись длинные пересуды и расспросы. Выяснилось, что хозяину двадцать шесть лет, что он уже полгода женат, ждут ребёнка весной, что жена у него нормальная, хоть и любит в постели поваляться, что живут мирно, хоть изредка и ссорятся. Ну да с кем не бывает?
За разговорами прошла ночь. С петухами нечисть разошлась по своим лежбищам, мебель тоже смолкла. А потом раздался скрип калитки и во двор зашёл хозяин с женой. Молодые люди оставили сумки на крыльце и принялись за обход участка. Внимательно всё осмотрев, вернулись к крыльцу, подхватили сумки и зашли в дом.
День пролетел незаметно за расставлением и раскладыванием вещей, чертыханиями хозяина, вкручивающего лампочки и чистящего печь, напеванием хозяйки, занятой мытьём всего подряд и готовкой.
Наконец уже ночью хозяева улеглись спать.
-- Мишка, и мы будем здесь жить?
-- Ну да. Теперь это наш дом.
-- А вдруг здесь полно мышей? Я их боюсь…
-- Ничего, заведём кошку – она их переловит. Грязь тоже не беда. Дом долго простоял пустым, вот и накопилось… вымоем всё, вычистим и заживём потихоньку. Ты маленького родишь. Я напишу диссертацию… Тут в лесу озеро неподалёку, можно на рыбалку ходить, летом можно купаться… проведём телефон, подключим Интернет и можно не беспокоиться о работе. А какие здесь пейзажи? Чудо просто! Тебе столько материалов для рекламы!
Постепенно разговоры смолкли и хозяева уснули, немного пошушукавшись, уснул и дом, постепенно свыкаясь с мыслью, что в нём снова живут люди.
Следующий день прошел в хлопотах по хозяйству. И следующий тоже, и ещё один… Постепенно быт налаживался, купили дрова и уголь на зиму, завели кошку – смешного рыжего котёнка. Люди в селе привыкли к молодой паре, постепенно начали здороваться – они уже перестали быть чужаками, приехавшими из города, а стали молодыми из Усадьбы.

***

Прошла уже пара месяцев с того момента, как Михаил и Ольга въехали в Старую Усадьбу.
Живот у Ольги округлился, её беременность стала вполне заметной всем подряд.
В селе об этом недолго посудачили и решили, что дело молодое и правильно: неча молодым без дитяти! Посудачили и умолкли. Осенью забот хватает, и урожай убрать и огород к зиме подготовить, тем кто знает и рассказывать нечего, а кто не знает, тем и за день всех дел не перескажешь, да и не о том речь…
В середине декабря Ольга добралась до чердака. Хламу там скопилось уйма, да всё руки не доходили до него – и внизу дел много.
-- Ой, Мишка, смотри, что я нашла!
Ольга добралась до сундука в дальнем углу и начала его разбирать. Наконец её глазам открылось зеркало, оно-то и вызвало у молодой женщины этот возглас. Оглянувшись, Ольга увидела, что мужа рядом нет, и пошла его разыскивать. По лестнице она спустилась на первый этаж и вошла на кухню.
Михаил сидел за столом и пил чай.
-- Мишка, пойдём, покажу, что я отыскала! Там такое обалденное зеркало! Пойдём скорее!
Вытащив зеркало на свет, прислонили его к стене и протёрли тряпкой.
-- Ты смотри, красота-то, какая! Старинное, и сохранилось прекрасно.
-- Да, видимо, прежние хозяева про него забыли, вот ничего и не сказали, а оно сейчас больших денег стоит, если продать с толком.
А посмотреть и правда было на что. Большое, почти в рост человека, зеркало с превосходной серебряной амальгамой уютно мерцало в свете клонящегося к закату солнца.
Резная рама красного дерева дышала стариной и умелыми руками создавшего её мастера…
-- Давай повесим его в спальне? Оно прекрасно будет гармонировать с обивкой дивана?
-- А может в зале? Пусть гости завидуют?
-- Нет, давай в спальне!
-- Ну хорошо.
Михаил не стал спорить и пошёл за молотком и гвоздями. Через несколько минут зеркало уже висело у двери в спальне и отражало сидевшую на диване Ольгу.
Полюбовавшись на своё отражение какое-то время, и поправив причёску, молодая жена пошла на кухню готовить ужин.
-- Ох беда-то, беда-а, Пузанычь, видал? Они зеркало не только нашли, но и в почивальню повесили! Эх, говорил ведь, что не будет добра от новых хозяев!
По комнате метался маленький домовой и причитал о горькой доле. Стоявший у стены комод сочувственно ему поскрипывал.
-- Может хоть предупредить их? Так ведь кто энтих молодых знает? Поймут ли? Ну, я их всё равно предупрежу!
С этими словами взвинченный домовой убежал в хозяйскую спальню, где забился под шкаф.
Вечер прошёл как обычно: ужин, телевизор, книжка перед сном. Наконец в комнате погас свет и через какое-то время послышалось ровное дыхание спящих…

***

-- О-о-ох!
-- Оленька, что с тобой? Да проснись же! Оля! – рука нашарила выключатель ночника. Зажёгся свет и женщина проснулась.
-- Ох, Мишка, грудь что-то сдавило. Не вдохнуть, не выдохнуть!
-- Может вызвать скорую?
-- Да какая здесь скорая? Ночь, деревня, тут и скорой-то нет, а из города кто поедет?
-- Ну не знаю…
-- Вот, говорила же тебе, давай в городе квартиру купим! А ты нет! В деревню хочу там воздух свежий! А обо мне ты подумал?
-- Оля, ну хватит… давно же всё решили!
-- Хватит? Да какой хватит?...
-- Ну, Оля…
-- Что Оля? Что Оля?!
В спальне постепенно разгорался скандал.

***
-- От же горе-то! Молодые ж совсем были, и дитятю ждали…
-- Да как же так-то? Куда ж Господь-то смотрит?
-- Ить разом полыхнуло! Не выскочил никто, даж косточек схоронить не осталось.
В селе снова появилась тема – за ночь сгоревшая Старая Усадьба. Вот бабы стоя в очереди и трепались языками.
-- Слышь, Марь Ванна, там никак зеркало уцелело? Можь забрать?
-- Ты шо? Окстись, родная! Оно ж три пожара видало, энтот четвёртый! А ты забрать! От него ж и полыхнуло поди! Вона как махом выгорело всё!
На село спускались скорые декабрьские сумерки. На пепелище падал мягкий, белый-белый, пушистый, такой только за городом и встретишь снег. Старое зеркало, закопчённое пожаром, но как ни странно абсолютно целое, отражало хмурое небо и падающий снег.
Из под остова печи доносились тихие всхлипы домового, да угрюмо шушукалась дворовая нечисть, прикидывая, куда теперь податься на жильё.
Не всякий ведь возьмёт погорельцев себе. Не скоро и пепелище застроят. У нечисти век дольше человеческого, и помнят они древний покон лучше.
21.12.07

Я люблю смотреть сны – в них можно научиться чему-то, увидеть красивые или не очень места, испытать нечто новое, а можно завести интересное знакомство. История которую я хочу рассказать началась много лет назад. Мне приснил самый обыкновенный сон из числа тех которые видят многие юноши.
Это был тихий городок сбегавший с вершины холма длинными извилистыми улочками. Пролетавшие над ним птицы видели крыши крытые красной и коричневой черепицей, желто-серую брусчатку мостовых и кипы зелени в которой утопали дома.
В этом городке всему было место, и уютным площадям с говорливыми фонтанами, и тенистым аллеям, и кованным решеткам оград за которыми цвели сады. Мне запал в душу один из двухэтажных деревянных домов с просторной мансардой. В этом доме жили две девушки-близняшки блондинка и брюнетка.
Я не помню их имен, а может я их и не знал - мне это было к сожалению не важно. Помню что мы прекрасно провели вместе время. На прощание они пригласили меня бывать у них и показали как пройти из моего мира к ним в город. Я пытался, но не получилось. Возможно что-то было сделано не так как нужно, возможно мне не хватило умения – не знаю.
Прошло много времени. Я окончил школу и поступил в техникум, а потом мне приснился еще один сон.
Я сидел в каком-то кафе со своими одногрупниками, пили пиво, о чем-то разговаривали. Потом я заметил что за соседним столиком сидят две, уже знакомые мне, девушки. С ними сидел еще кто-то закутанный с ног до головы в пурпурно-фиолетовое одеяние. Этот кто-то повернулся ко мне и я увидел лицо старого мужчины, он жестом пригласил меня за их столик.
Пересев к ним я посмотрел на своих товарищей, но они не заметили моего отсутствия. Тогда я перевел взгляд на старика.
- Я – Магриб. Я здесь чтобы исполнить свой долг. Она – он указал рукой на блондинку – принадлежит тебе. Иди на верх, в комнате на втором этаже она будет тебя ждать.
Помню что я встал из-за столика и начал подниматься по лестнице, прошел по коридору и открыл дверь. Я увидел затемненную комнату, на постели меня ждала блондинка. Черный бархатный пиджачек, белая блуза… больше я непомню ничего.
Прошло еще несколько лет. Моя странная судьба привела меня в Храм Дорог и там я вспомнил эти сны и эту девушку. Мне захотелось чтобы оена была рядом со мной и я попытался ее позвать, но она не пришла. Тогда я вспомнил о умениях которые приобрел за истекшие годы и отправил за ней свою тень. Три ночи она бродила по тропам мира грез и наконец вернулась ко мне, но с ней была только тень принадлежавшей мне девушки.
Я мог почувствовать тепло ее тела, мог ощутить запах ее волос, но не мог обнять ее. Это были только ощущения и иллюзии. Блыло очень жаль, но остались еще возможности получить желаемое. Я дождался пок все уснут, лег в постель и отправился к станку Ткача. Передо мной было великое полотно сотканое из нитей вероятности, его узор постоянно менялся и я знал что могу изменять его. Лекими касаниями, больше наитием чем знанием я сложил узор в котором она пришла ко мне.
Прошло несколько дней. Родственники позвали меня домой и я начал собираться к ним. Был вечер перед отъездом, за окном падал снег, в Храме никого не было, а я скучал за компьютером. Постучали в окно и вышел открыть дверь. За порогом была девушка немногим старше меня.
- Ты звал и я пришла, как и было обещано.

Помню белые-белые волососы и серые глаза над острыми скулами…